То есть у бактериофагов был как подъем перед Второй Мировой, так и [...]]]> Если бы перед Второй Мировой существовал бы интернет, то страниц со словом «бактериофаг» в нем было бы куда больше, чем в современном. Если не в количественном отношении, то в процентном точно. Сейчас тема бактериофага начинает всплывать опять — на волне борьбы с антибиотиками.

То есть у бактериофагов был как подъем перед Второй Мировой, так и падение к ним интереса после.
Давайте-ка разберемся, что оно такое…

По большому счету, бактериофаг это вирус. Вирус классический, как его рисуют — с большой головой, где он хранит ДНК и ножками, которыми он прикрепляется к стенке клетки.
И действует он подобно любому вирусу — впрыскивает внутрь клетки свое ДНК и клетка начинает бешено штамповать копии вируса, пока не умирает, выпускаю копии наружу. И все идет по новому кругу. Отличие от вируса гриппа только одно — бактериофаги не нападают на многоклеточных, их цели — бактерии. В данном случае нас интересует бактериофаг, цель которой — холерный вибрион.

Вообще бактериофаги открыты давно. Их в 1910 году обнаружил микробиолог Феликс Д`Эррель, когда изучал… понос саранчи. Что он искал — достаточно понятно, его интересовали всякие болезни, которые вредят саранче. И он выращивал в чашках Петри микробы, найденные в этом поносе. И обратил внимание, что в некоторых чашках микробы дохнут. Ну, такие себе проплешины среди микробов. То ли они там не выросли, то ли чего. Именно это «чего» и заинтересовало микробиолога, хотя многие это наблюдали и до него. Он приготовил фильтрат из бульонной культуры с умершими микробами и смешал с нормальными бактериями. Те загнулись.

Собственно, для того, чтобы сделать имя в микробиологии, попаданцу достаточно просто открыть бактериофаг. Это сделать нетрудно — начиная с изобретения микроскопа. Самого бактериофага вы в оптический микроскоп не увидите, да и сам Д`Эррель его тоже не увидел. Все-таки вирус — это очень и очень мелкая штука, ее можно увидеть только в электронный микроскоп, да и то не во всякий. Но то, что бактериофага не видно, не беда — достаточно видеть в микроскоп самих бактерий — и отличать мертвых бактерий от живых.

Соответственно, и поиск бактериофага ведется так же — делается посев холеры и находятся «проплешины». Холерных бактериофагов много в водах Ганга, иначе Индия давно бы загнулась, а Ганг не был бы священным.

Я не знаю, какая сложность выращивания холерного бактериофага, но возьмем случай из истории.
1942 год, Сталинград, в Красной Армии — эпидемия холеры. Эпидемия настолько широкая, что возникает вопрос — а возможно ли вообще наступление?
При этом все запасы имеющихся бактериофагов были уже отправлены в Сталинград и их банально не хватило. Запасы из Москвы не долетели, самолет был сбит.
В Сталинград отправляют Зинаиду Ермольеву с сотрудниками — и она решает на месте, в подвале здания организовать производство бактериофага. Результат известен из истории.

А теперь посмотрим, какие инструменты были у Ермольевой в Сталинграде. Парочка микроскопов. Конечно, попаданческий микроскоп Левенгука будет много хуже, но со своей задачей должен справиться. Чашки Петри с запасом агар-агара. Карболка, что представляет собой очищенный креозот. Стопка фильтровальной бумаги. Ну и, возможно, автоклав, чтобы температуру выдерживать… Я подозреваю, что это бОльшая часть оборудования, если не всё.
Секрет успеха был в том, что использовались не привезенные из Москвы бактериофаги, а бактериофаги, которые едят местный штамм холерного вибриона, для этого даже разведчики тягали через линию фронта трупы немцев, умерших от холеры. Хотя, я подозреваю, на входе использовался все же московский вариант бактериофага.

В любом случае — при наличии вменяемого врача и понимания что он делает, вывести качественный бактериофаг можно за достаточно короткое время. Пусть не за такое короткое, как в Сталинграде, но ведь «в военное время синус может равняться трем».

И до сих пор — бактериофаги от холеры являются очень используемым средством. Антибиотики не позволяют убивать холерные вибрионы, которые накопились в желчном пузыре, а у них там, между прочим, гнездо.

А сейчас, с падением эффективности антибиотиков (из-за того, что бактерии приспосабливаются быстрее, чем человек изобретает), опять вспомнили о бактериофагах. Ведь бактериофаг умеет приспосабливаться к бактерии так же быстро, как и она. Этому оружию миллионы лет, просто человек должен его заточить.

Только в 20 веке она убила полмиллиарда человек. В 18 веке в одной Европе оспа убивала 400 тысяч человек в год. Медицина была бессильна — в том же 18 веке оспа убила 5 европейских правящих монархов. Безопаснее было отправится на войну, чем заболеть оспой — [...]]]> Оспа. Бич божий. Одна из самых опасных инфекций известных человечеству.

Только в 20 веке она убила полмиллиарда человек. В 18 веке в одной Европе оспа убивала 400 тысяч человек в год. Медицина была бессильна — в том же 18 веке оспа убила 5 европейских правящих монархов. Безопаснее было отправится на войну, чем заболеть оспой — смертность составляла от 20% до 60%.

Обычно после заражения проходило 12 дней инкубационного периода, пока вирус, попавший через дыхательные пути, размножался в крови человека и достигал кожных покровов. Болезнь начиналась с внезапного подъема температуры, сопровождавшегося сильнейшими головными болями и рвотой. Лицо краснело, набухала слизистая оболочка глаз, рта, и распухал язык. Затем появлялась сыпь. Вначале она покрывала лицо, кисти рук и предплечья, голени и стопы ног. Намного реже сыпь обнаруживалась на бедрах и на плечах.

Различают три формы болезни. Первая, так называемая типичная оспа, характерна тем, что вначале сыпь имеет вид красных пятнышек размером с булавочную головку. Затем они очень быстро увеличиваются в размере. На месте покраснения образуются пузырьки, наполненные жидкостью. Через 6—8 дней туда проникают микробы, и пузырьки наполняются гнойным содержимым. Позднее гнойники подсыхают, и образуются корки, которые впоследствии отваливаются. Более тяжелой является сливная оспа, при которой сыпь сливается в единое целое. Наиболее опасна третья форма оспы — геморрагическая. В этом случае возникают большие зоны подкожных кровоизлияний, покрывающие лицо, руки и ноги.

При обычной форме оспы умирает 6 процентов, при сливной — до 45 процентов, а при геморрагической смертность достигает 75—100 процентов. Эта так называемая «черная оспа», вызывающая наиболее опустошительные эпидемии.

По крайней мере с 10 века известен метод предохранения от оспы при помощи вариоляции. Он основан на простом факте — оспой болеют раз в жизни, после этого приобретенный иммунитет защищает человека. Поэтому привитие человеку легкой формы оспы надежно защищает его от более опасных разновидностей.

Возможно, только благодаря вариоляции Канада не является сегодня частью США. В 1776 г. американские войска потерпели поражение во время осады Квебека несмотря на численное преимущество из-за разразившейся эпидемии оспы. Благодаря поголовной вариоляции, эпидемия не затронула английских солдат и баланс сил сместился в их пользу.

К сожалению, даже самая легкая форма человеческой оспы очень тяжело переносится и убивает порядка 2% инфицированных. Конечно смертность во время эпидемии в 10-30 раз выше, но прививаться надо сегодня, а эпидемии может и не быть. Человек плохо оценивает отложенную выгоду, поэтому у вариоляции всегда находилось множество противников.

Между тем существует безопасный, эффективный и доступный любому попаданцу по простоте метод защиты от оспы — вакцинация коровьей оспой. Этот метод был внедрен английским врачем Дженнером в конце 18 века и позволил сначала сдержать распространение оспы, а затем и уничтожить болезнь. Соскоб из пустулы с вымени больной коровы втирался в ранку на теле человека и, переболев коровьей оспой(болезнь протекала почти незаметно по сравнению с вариоляцией), он получал иммунитет от человеческой оспы. При этом соскоб для прививки можно было брать не только у человека, но и у другого человека, привитого ранее, что уничтожало зависимость от наличия зараженных животных в округе.

Эта история является классическим примером триумфа современной науки и общеизвестна. Однако, как известно, дьявол кроется в деталях и попаданцу будет полезно знать несколько тонкостей применения противооспенного вакцинирования.

Очень распространено заблуждение о том, что вакцинация коровьей оспой полностью защищает привитого человека. На самом деле иммунитет вырабатывается только у 95% вакцинированных. К тому же через 3-4 года после вакцинации иммунитет заметно снижается(хотя последующая прививка даст более устойчивый иммунитет). Через десять лет после вакцинации оспа может убить порядка 1% от заболевших, через 20 лет и более — до 10%. Конечно, даже после снижения иммунитета он остается достаточно сильным чтобы не давать оспе массово распространяться среди вакцинированных, но 100% гарантию попаданцу давать не стоит.

Примерно каждый тысячный переносит вакцинацию достаточно тяжело, и вакцинация может стать причиной смерти 1-2 человека из миллиона. Конечно все эти цифры тысячекратно оправданы опасностью оспы, но такие случаи могут быть использованы(и использовались) противниками вакцинации. Даже в цивилизованной Англии конца 18 века у Дженнера нашлось немало противников, а попаданцу несомненно придется еще тяжелее.

Прививание с руки на руку могло распространять и другие болезни, вроде сифилиса и рожи. Важным усовершенствованием метода стало использование исключительно телячей оспы, соскобы из пустул растирались с глицерином(так называемый оспенный детрит). Такая смесь долго хранится, легко прививается и проста в получении.

Однако, европейское средневековье ассоциируется с [...]]]> Проказа (лепра) — одна из древнейших инфекционных болезней, известных человечеству.
Следы проказы обнаружены на скелетах поселения Балатан в Индии (сейчас это индийский штат Раджастан). Скелетам не меньше 4 тысяч лет. И, по-видимому, проказа зародилась то ли в Индии, то ли в Африке, а в Европу попала с армией Александра Македонского.

Однако, европейское средневековье ассоциируется с тремя болезнями — это чума, оспа и проказа…

Прокаженные вспоминаются во всех средневековых документах. Существует куча верований — наподобие «если прокаженный оденет одежду короля, он выздоровеет». Прокаженные имели своего святого покровителя (Эгидия), свои амулеты (христианские, кстати, с ангелами и прочими красивостями). Для прокаженных строились отдельные больницы. Монашеский орден святого Лазаря основан в 1098 году в Палестине на основе больницы для прокаженных (слово «лазарет» знакомо?).

И вся эта прелесть продолжалась до 16 века, когда болезнь в Европе потихоньку исчезла. Повсеместно исчезла, остались единичные случаи. Сейчас основные очаги проказы — Африка и Индия.
Что же произошло? Научились лечить или профилактику подняли на новый уровень?

Ученые университета Тюбингена (Германия) и биологи из Федеральной политехнической школы Лозанны (Швейцария) раскопали древние могилы, где хоронили умерших от проказы, и восстановили ДНК возбудителя — бактерии Mycobacterium leprae.
Задача была еще та. В полученных материалах ДНК именно бактерии было всего 0.1%. И это еще хорошо — данная бактерия обладает особенно прочной стенкой, и если бы не это, исследователям пришлось бы совсем туго.

Однако, ДНК бактерии было восстановлено, сравнено с современными штаммами и… не найдено заметных отличий.
Почему же болезнь ушла?
Привет от естественного отбора!
Ведь заболевших помещали в специальные лепрозории, с которыми не контактировали. Даже идущий по улице больной проказой должен был носить колокольчик. Выражение «шарахаться как от прокаженного» ничего не говорит?
В результате прокаженные были отделены от общества и не могли оставлять потомство. Потомство оставляли те, чей организм эффективно сопротивлялся заражению.

Мы все — потомки тех, кому проказа не очень-то и опасна.
И попаданцу тоже.
С чем и поздравляю!